Чем пахнет президент

Двадцать шестого сентября в кремлевском клубе президентского полка прошел круглый стол под названием «Перевод на высшем уровне». Мероприятие проходило в парадном зале, украшенном портретами командиров президентского полка за все 75 лет его истории.

Я спросил у белокурой девушки-организатора, почему, собственно, встреча с переводчиками проводится в таком месте. «Статусные люди, статусное место», — просто ответила она.

Возле стендов с фотографиями Хрущева, Брежнева и Горбачева в рабочей обстановке стоял энергичный человек с орлиным профилем и пронзительными голубыми глазами. Это был переводчик Путина и Медведева Андрей Цыбенко. Тихими голосами журналисты задавали

ему вопросы, а он отвечал четко, на весь зал. Я подошел как раз в тот момент, когда Цыбенко произнес: «Кремлевский переводчик — это и есть хороший переводчик». Затем зашла речь о Черномырдине — Цыбенко назвал его ярчайшим, нестандартным человеком, умевшим держать удар. Наконец, добрались и до Путина. Цыбенко рассказал волнующую историю: как ездил с ним в США, сразу после гибели подлодки «Курск». Оказывается, легендарная реплика «Она утонула» была произнесена президентом в состоянии крайней усталости и стресса — в тот злополучный день его буквально прессинговали иностранные журналисты. И переводчика прессинговали: сажают в крошечную будку без вентиляции, а главное, не дают в наушники голос ведущего программы, Ларри Кинга! То есть ответы Путина Цыбенко слышит, а вопросы ему — нет.

— Я слышу, Путин говорит: «Она утонула», — рассказывал Цыбенко, — а как переводить: одушевленное, неодушевленное? Хорошо, я понял, о чем речь. И тут уже стал стучать в дверки, чтобы мне срочно дали голос Кинга — я же должен знать контекст!
Я спросил Андрея Витальевича: что он чувствует, когда стоит за плечом президента? Какая идет энергетика?
— Безусловно, это лидер страны, — признался переводчик. — И это чувствуется во всем, буквально в мелочах.
— В запахе тоже? Чем пахнет Путин?
— Ну я не до такой степени вдаюсь в мелочи, — сказал Цыбенко. — И потом, — вдруг добавил он, — я англофон, а англичане советуют держаться от человека на расстоянии метр-полтора. И я держусь.
Цыбенко отдалился от меня на полтора метра и тут же куда-то пропал. Зато появился личный переводчик Горбачева Павел Палажченко — с усами щеткой, похожий на запорожского казака. Он сразу заговорил о выдающемся поколении политиков конца 1980-х: Тэтчер, Рейгане, Радживе Ганди — причем речь его была неторопливой и расслабленной. Для синхрониста высшего уровня это выглядело необычно, и я сказал ему об этом.

— А в чем проблема? — удивился Палажченко. — На переговорах у меня один темп речи, в беседе — другой. За сорок два года кое-чему можно научиться.
Наконец в зал вошел переводчик Хрущева и Брежнева Виктор Суходрев. Для своих восьмидесяти лет он держался весьма бодро: быстро передвигался по ковровой дорожке и с живым интересом разглядывал девушек-организаторов. С его появлением заседание началось. Первым делом ведущая спросила у Суходрева: каковы главные качества переводчика? Тот сразу ответил:

— Желательно, чтобы переводчик хорошо знал иностранный язык.
На этом круглый стол можно было и закончить. Но ведущая — работник НТВ Наталья Метлина — не только не остановилась, но и попыталась добавить мероприятию полемики.

— Правда ли, — спросила она прокурорским голосом у Палажченко, — что невозможно перевести слова «пир духа», которые так любил употреблять Михаил Сергеевич Горбачев?
Палажченко довольно резко ответил, что сейчас в моде «пошловато преувеличивать» народность и разговорность речи генсека. Во время переговоров тот выражался прекрасным, грамотным языком.

— Слышу ноту защиты Михаила Сергеевича! — обрадовалась ведущая. — А у вас, Виктор Михайлович, насколько теплые отношения сложились с Хрущевым и Брежневым?
Суходрев признался, что отношения с обоими были прекрасные. С Хрущевым, например, он провел 13 дней в США, буквально с утра до ночи стоял за плечом. Ближе него, Суходрева, в те минуты у Хрущева не было никого. И он ценил работу переводчика. Переводить его было трудно: написанных речей Хрущев не любил, говорил экспромтом, да еще пересыпал фразы народными словечками, пословицами. С Брежневым тоже отношения сложились, и когда тот состарился, его было по-человечески жаль. «Да и за державу обидно», — добавил Виктор Михайлович.

Пока они говорили, произошел занятный эпизод. Палажченко, собираясь ответить на какую-то реплику ведущей, обнаружил, что у него выключен микрофон. Пока он пытался его включить, сидящий рядом Суходрев среагировал за долю секунды — протянул свой. По-моему, это был пример истинного профессионализма. Потом Метлина спросила у Цыбенко: как становятся переводчиками президента? Куда податься простому сельскому парню, который об этом только и мечтает?

— Я как раз такой парень, родом из Сибири, — отреагировал Цыбенко, давая понять, что вакантное место занято.
Говорили и о проблемах современной переводческой индустрии. Их оказалось немало: переводческие бюро набиты безграмотными фрилансерами, нет законодательной базы, нет судебных переводчиков, уровень образования упал. Преподаватель МГЛУ Елена Южина пожаловалась: нынешним переводчикам трудно — слишком много появилось специальной лексики.

До этого момента переводчики молчали, но тут Суходрев вдруг взял слово:

— В наше время, — твердо сказал он, — переводчики были обязаны изучать самые разнообразные тематики. Переговоры могли быть какие угодно, в том числе инженерно-технические: ПВО, стратегии вооружения. А что такое «фазированная решетка», кто-нибудь тут может мне сказать? — спросил Суходрев у притихшей аудитории. — Да и сами руководители страны где-то ведь черпают эти знания! У них есть соответствующие справочники, и переводчики также обязаны их изучать!

После этого ведущая объявила, что встреча подошла к концу и предложила всем сфотографироваться с «тремя бриллиантами» — так она назвала Палажченко, Суходрева и Цыбенко. Они сели под грандиозным панно «Освящение боевого знамени президентского полка Патриархом Московским и всея Руси Алексием II в Успенском соборе Московского Кремля 6 мая 2006 года» и некоторое время позировали бок о бок. Суходрев в твидовом пиджаке застыл с ясной, честной улыбкой. Пронзительно прищурился в объектив Палажченко. Цыбенко с непроницаемым лицом, казалось, стал частью интерьера. Это были не люди, а эпохи — и проблемы перевода были последним, что их интересовало.

Алексей Яблоков