Игорь Черняк - Антарес – звезда путеводная

"Морская судьба забрасывала меня на остров Хейса в архипелаге Земля ФранцаИосифа, что рядом с Северным полюсом и на каторжный остров Фернандо-ди-Нороньяу берегов Бразилии. Я много раз пересекал экватор, погружался в бывшей ударной ракетной подводной лодке с поэтическим названием «Лира» на стометровую глубину в тропических водах  Атлантики, огибал Земной шар..."
Игорь Черняк

К читателю.
Впервые я познакомился с русской эмиграцией в далекие времена хрущевской«оттепели». В 1963 году огромная страна, идущая к светлому будущему, коммунизму,осталась без хлеба. У булочных, задолго до открытия, выстраивались длинные очереди.Продавщицы с постными лицами отпускали каждому смертному по одному серомуполукилограммовому батону.В тот год страна Советов, за золото, купила в США,

Канаде, Аргентине и Австралии двенадцать миллионов тонн пшеницы и муки. Десятки океанских судов под красными флагами встали под погрузку зерна и муки у причалов Филадельфии и Сан-Франциско,Буэнос-Айреса и Сиднея.Наш теплоход «Алапаевск», недавно построенный на финской верфи, был первымсоветским судном пришедшим из Ленинграда в Монреаль за мукой. Был воскресный день.На причале, у трапа «Алапаевска», стояли сотни людей: мужчины, женщины и дети. Этобыли русские эмигранты. Они хотели, не из газет, узнать, какой стала их родина, которую они оставили много лет назад. Русская эмиграция в Канаде многолика. В конце XIX столетия царское правительство иправославная церковь изгнали с родных мест двадцать тысяч иноверцев-духоборов.Сначала те перебрались в Турцию, а оттуда в Канаду.

Лев Толстой передал духоборам для устройства на новых землях, весь гонорар от издания романа «Воскресенье».Духоборы до сих пор сохраняют свой быт, одежду, русскую речь.Здесь поселились и те русские, кто в годы революционного безумия и гражданской войны,волею обстоятельств, были отлучены от родины.Среди русских эмигрантов, посетивших наше судно, было немело и тех, кто в годыОтечественной войны был угнан на работу в Германию, или попал в плен, а послеосвобождения побоялись возвращаться в СССР. В основном, это были молодые ещеженщины. Они приходили с детьми, говорящими только по-английски или по-французски, мужьями-иностранцами и переводили вопросы и ответы наших долгих беседза чашкой чая.В те дни «оттепель» докатилась и до берегов реки Святого. Лаврентия. Советскимморякам разрешили не только общаться с «врагами народа», но и принимать ихприглашения.

Оказалось, что наша коммунальная жизнь, не шла ни в какое сравнение сустроенным бытом, достатком, аккуратными коттеджами и автомобилями бывшихсоотечественников.Под впечатлением этих встреч, я написал свой первый очерк «Хотят ли русские войны?».Очерк долго блуждал по редакциям советских газет. «Власовцев защищаешь?» -возвращая мне рукопись, сказал с нескрываемой злобой заведующий областной газетой.В конце концов, мой очерк, с большими купюрами, опубликовали в ведомственной газете.С тех пор прошло без малого сорок лет. В очередной раз Россия пережила вселенские потрясения, а ее граждане разбрелись по белу свету в поисках лучшей доли.Повесть «Антарес – звезда путеводная» - не автобиографичная, но судьбы моих литературных героев схожи с судьбами моих товарищей, с моей судьбой, и судьбой тех,кто в силу разных причин был вынужден покинуть свою родину.
Игорь Черняк. Потсдам. 2006 год.

Антарес – звезда путеводная

Глава I
Анна завершала концерт, посвященный девяносто пятилетию Хуго фон Румелофф.Великий скрипач ушел из жизни пять лет назад, но, как каждый год, в этот день залберлинской кирхи Св. Антония был полон.Смолкли аплодисменты израильскому пианисту. Он, прикладывая носовой платок колбу, приветливо кивнул Анне, и она шагнула из-под низкой арки на амвон.(амвон – возвышение в христианском храме, на котором совершается богослужение.)1

Свет в залебыл погашен, и лишь тонкий луч прожектора высвечивал портрет старого Хуго,державшего у груди скрипку, да в метре от него трепетал язычок свечи.В зале наступила тишина. Анна опустила руку со смычком, открыла глаза. Вспыхнулсвет. Словно завороженный, зал молчал несколько секунд, а потом взорвался бурей  аплодисментов зрителей вставших со своих мест и криками «Браво!»

 Анна обвела взглядом зал, увидела во втором ряду счастливое, в слезах лицо матери,которую бережно обнимал Александр. Рядом с ними весь клан фон Румелофф -мужчины в смокингах, женщины в вечерних туалетах, и младший фон Румелофф – Андре, с охапкой алых роз, громче всех кричавший «Браво!»….Самые ранние детские воспоминания Анны наполнены звуками скрипки. Мамаучилась в консерватории, а по вечерам и в выходные дни в их маленькуюкооперативную квартиру в «хрущевке» на Варшавской приходили ее ученики, девочки имальчики, дети знакомых, да откликнувшиеся на объявления, которые мама расклеивала у дверей школ и детских садов предлагая свои

услуги желающим выучиться игре наскрипке. Четырехлетняя Аня непременно встречала каждого ученика и, пока тот раздевался,просила:- Мозно я твою скипоцьку подельзу?Мамину же скрипку разрешалось только разглядывать, убрав руки за спину.-Нашу скрипочку надо очень беречь, - часто говорила мама, бережно заворачиваяинструмент в бархат и укладывая его в старенький футляр. – Нашей скрипочке большеста лет.- А сто, это сколько? - спрашивала Аня.-Тебе, мне и твоему папе, всем вместе шестьдесят лет, а скрипке в два раза больше,поняла?-Как бабушке из соседнего подъезда? - допытывалась Аня.-Нет, больше. Как бабушке и ее сыну дяде Коле……Небольшие деньги от уроков, да ежемесячные внушительных размеров клетчатыесумки с едой, одеждой и глубоко спрятанным конвертом с пятидесяти, а иногда и состомарочной купюрами, которые передавала им тетка Руфина с проводникомберлинского поезда, давали возможность как-то существовать в большом городе, гдецены в магазинах за одну ночь могли вырасти в несколько раз.

Каждое утро Александра водила, а чаще носила спящую Аню в детский садик спродленным днем на соседнюю улицу. По вечерам, забравшись на подоконник, Аня снетерпением ждала маму. Она не любила это неуютное здание в пыльном, с чахлымидеревьями скверике, грязным песком на детской площадке, невкусной едой и всегдасердитой воспитательницей тетей Виолеттой.По утрам, цепляясь за теплую материнскую руку, Аня хныкала:-Мамочка, если ты не хочешь, чтобы я ослепла, не оставляй меня здесь!-Почему ты ослепнешь? – спрашивала ошеломленная Александра, присев переддочерью.-Я, мамулечка, здесь все время плачу….….Андрей, отец Ани, молодой, тучный не по годам мужчина, приходил домой поздно,от него часто пахло вином и табаком. В такие дни Александра затаскивала в крохотнуюкомнату дочери скрипучую раскладушку. Андрей шумно ходил по квартире, гремелпосудой на кухне и, сбросив ботинки, прямо в одежде валился на диван, оставив настоле сетку с яблоками да мятые трехрублевые купюры.Андрей был художник, как он любил говорить - монументалист. Раньше, по вечерам, сбригадой таких же художников, он рисовал на огромных, разложенных на полуарендованного спортзала и разлинованных на квадратики холстах, портреты партийныхи государственных вождей. Андрей специализировался на носах, ртах и ушах. Заполотна с ликами членов Политбюро платили хорошие деньги и, сдав к очередномупразднику заказ, художники несколько дней «гудели по – черному» за здоровье роднойпартии и правительства....